Ксана ТИППА
Прожектор шарит осторожно по пригорку,И ночь от этого нам кажется темней.
Который месяц не снимал я гимнастерку,
Который месяц не расстегивал ремней.
Есть у меня в запасе гильза от снаряда,
В кисете вышитом — душистый самосад.
Солдату лишнего имущества не надо.
Махнем, не глядя, как на фронте говорят.
Солдат хранит в кармане выцветшей шинели
Письмо от матери, да горсть родной земли.
Мы для победы ничего не пожалели.
Мы даже сердце как HЗ не берегли.
Что пожелать тебе сегодня перед боем?
Ведь мы в огонь и дым идем не для наград.
Давай с тобою поменяемся судьбою.
Махнем, не глядя, как на фронте говорят.
Мы научились под огнем ходить не горбясь,
С жильем случайным расставаться не скорбя.
Вот потому-то, наш родной гвардейский корпус,
Сто грамм с прицепом надо выпить за тебя.
Покуда тучи над землей еще теснятся,
Для нас покоя нет и нет пути назад.
Так чем с тобой мне на прощанье обменяться?
Махнем, не глядя, как на фронте говорят.
Михаил МАТУСОВСКИЙ
Давным-давно,
на заре журналистской юности,
когда еще интересно было спрашивать,
отвечать и долгими вечерними часами спорить о том, где же скрывается та,
так нужная и необходимая, истина, мы отмечали двадцать какой-то день
рождения коллеги и шутя поздравляли его еще и с тем, что он не просто
стал на год старше, а еще и вышел из призывного возраста, и теперь
служба в армии ему грозит только в случае боевых действий.
- Саша, а почему ты не хочешь служить в армии? - спросила я так
некстати затронувшего эту тему именинника. - Ты умный, справедливый,
порядочный, «долг» и «честь» для тебя вроде бы не пустые слова, да и имя
твое переводится как «защитник — почему ты готов и в огонь, и в воду, и
в медные трубы — куда угодно, лишь бы не в армию?
И Саша, не чувствуя подвоха, начал долго и со вкусом разглагольствовать
о том, что он не против исполнить свой долг гражданина, мужчины и
защитника, готов защитить женщин, детей и стариков, не колеблясь станет
на границе Родины с автоматом в руках, едва лишь возникнет хотя бы самая
малая угроза вражеского вторжения — но вот так, в мирное время, без
какой бы то ни было необходимости тратить драгоценное время своей
золотой молодости на холод, голод, казарму и дедовщину он не просто не
готов — категорически протестует против такого использования его
мужского ресурса якобы во благо Родины...
- А что такое Родина, Саша? Что для тебя значит это слово?
Способен ли ты пожертвовать жизнью или хотя бы теоретически признать то,
что на свете существует еще что-то, кроме твоих личных интересов,
которые ты ежедневно пытаешься реализовывать, одновременно создавая
впечатление присутствия в твоей жизни каких-то морально-нравственных
устоев и чего-то, что, как ты себе представляешь, обязательно должно
быть в мире настоящего мужчины?
- Конечно! - как и полагается имениннику, Саша все еще не ожидал
подвоха и удара из-за угла в свой собственный праздник. - Я готов
сражаться, защищать Родину, не пускать врага на родную землю, но это
совсем не значит, что для того, чтобы это доказать, я должен идти
служить в армию — это лишено всякого здравого смысла...
- А я не готов защищать Родину! - вмешался в разговор его
однокурсник. - Не готов быть пешкой, играя в чужие политические игры, не
готов реализовывать сценарии, разработанные политтехнологами, не готов
отдавать свою жизнь за то, чтобы кто-то когда-то сказал обо мне: «Он
погиб, защищая Родину...» Для Родины нужно жить, работать, стараться
изменить что-то к лучшему, сохранить уже существующее и преумножить уже
сделанное, и лично я пригожусь своей Родине намного больше, чем если
просто удобрю собой ее землю...
Мы зашумели, заспорили, высказывая свою точку зрения, обсуждая и
критикуя уже сказанное — и в конце концов пришли к удивительным выводам.
Во-первых, Родина — это такое камерное, почти лубочное ощущение
детства: горячего солнца, ароматного хлеба, слез мамы на первой школьной
линейке, чернобривцев, которая посадила перед хатой старенькая бабушка в
цветастом платке и многого-многого другого, при воспоминании о чем у
нас сладко сжимается сердце и мы на миг становимся детьми... Во-вторых,
Родина — это наше восприятие мира, первая радость от встречи с утром,
замирание сердца на пороге «взрослой» жизни, беззаботные, истинно
радостные мгновения, когда жить и радоваться жизни можно еще просто так,
без всяких условностей и обязательств, не задумываясь о том, что будет
завтра и какое место в этом «завтра» займешь именно ты... В-третьих, все
это можно и нужно хранить в сердце, можно даже время от времени
воскрешать и материализовывать, приезжая летом в гости к теперь уже
по-настоящему старенькой бабушке и отводя на первую в жизни линейку
теперь уже своего собственного сына — но для того, чтобы иметь это
ощущение Родины, совсем не обязательно жить в том месте, в котором
родился, или убивать такого же, как ты, подневольного солдата, который
по долгу службы стал напротив тебя с автоматом в руках...
В-четвертых... В-четвертых, самому старшему из нас было 27 лет, и
все мы были детьми, родившимися в Союзе Советских Социалистических
Республик — октябрята и пионеры, начавшие жить под красным флагом и
взрослеющие под обломками эпох и идеологий. Вряд ли хотя бы у кого-то из
нас, сидящих в той праздничной комнате, были родители, подумавшие не
только о том, как накормить, обуть и одеть своих отпрысков, но и о том,
как и чем будут жить они, с детства прочно впитавшие в себя атмосферу
раскола, распада и нигилизма...
- Что получили те солдаты, которые выжили всем смертям назло? -
горячился тот, кто первый сказал, что он не готов защищать Родину. - Они
выжили, выстояли, сохранили руки, ноги и бездну страшных, горьких
воспоминаний о том, что им пришлось повидать в юности — для чего? Что
они теперь имеют? С какими мыслями смотрят телевизионные сюжеты о жизни
той страны, на рейхстаге которой они когда-то так триумфально водрузили
красной Знамя Победы? Не лучше ли было тратить свои силы и время не на
разрушение, а на созидание, сохранив жизнь и здоровье любой ценой?
- Ценой предательства, измены, преступления? - мы давно забыли об
именинннике, готовые в пылу спора отстаивать свое мнение до победного
конца — в прямом и в переносном смысле этого выражения.
- Для тебя — предательство и измена, для меня — разумный инстинкт
самосохранения. Тебе легко рассуждать, женщинам армия не грозит...
Да,
мне рассуждать — легко. Мне легко смотреть в глаза тем ветеранам,
которые не заслужили от своих внуков не только уважения, но даже
понимания их подвига. Мне легко встречать их, постаревших и поседевших
участников Великой Отечественной войны, на улицах своего родного города —
и с горечью осознавать, что пока они строили для нас светлое будущее,
мы осудили и зачеркнули их прошлое, лишив их даже спокойного,
умиротворенного настоящего. Мне легко видеть их ордена и медали,
разноцветные планки и Звезды Героев — и мучительно стыдно осознавать,
что для подавляющего большинства из нас героями их делают именно вот эти
награды, надетые один раз в году, в День Победы — в остальные же дни
они для нас не герои, а просто отживающие и отжившие свое старички и
старушки, потратившие свою жизнь на служение ныне нивелированным
идеалам...
Больше всего я боюсь того, что они это понимают... Больше всего я
надеюсь на то, что они это понимают — и прощают нас, смешных и нелепых,
заучивших формулу «товар-деньги-товар», но забывших простое и когда-то
всем известное «С чего начинается Родина?..» Мне очень хочется верить в
то, что они, вернувшиеся с войны, искренне жалеют тех, кто не понимает
величия и настоящести их жизни — и не жалеют о том, что когда-то они без
раздумий и словоблудий ушли защищать Родину... Мне очень хочется
сказать им, что мы помним их подвиг, и не только в День Победы, а
словами о Родине в душе и неоправданном самопожертвовании прикрываемся
только потому, что сами ни на какое самопожертвование не способны и
знаем, что «если завтра война, если враг нападет», мы сдадим свою Родину
с потрохами, несмотря на воспоминания о первой линейке и лучах солнца
сквозь ветки рябины под окном — потому и не идем служить в армию, потому
и бравируем-хорохоримся словами «политтехнологии» и «чужие сценарии»,
потому и цепляем георгиевскую ленточку на антенны своих «иномарок» —
ведь это единственное, что мы действительно способны сделать в память об
их подвиге...
Ничего этого я никогда не скажу. Мне больно потревожить их память,
ранить их душу, разбередить их раны... Мне невыносимо трудно выговорить
«Простите!» — и потратить хотя бы один день в году, хотя бы грядущее
Девятое мая на то, чтобы просто выслушать их, сказать им «Спасибо», их
глазами увидеть мальчишек и девчонок двадцатых годов двадцатого века — и
понять, почему мы выросли не такими. Прошло не так уж много лет, они
живы, слава Богу, еще живы, свидетели эпохи и хранители подвига народов —
почему же у нас нет того священного трепета при словах «Родина»,
«Отчизна», «пядь родной земли», «ценой своей жизни», который был у
них?.. Неужели они, наши деды и прадеды, отцы и дядья, так старались
оградить нас от лица Смерти, в которое им довелось заглянуть, едва встав
из-за школьной скамьи, что перестарались, воспитав несколько поколений
инертных, малодушных, себялюбивых трусов-материалистов, лишенных не
только какой бы то ни было идеологии, но и понятий «честь», «совесть»,
«гражданский долг», «самопожертвование» и «преодоление»?
«Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней
привели...» Жестоко? Зато правдиво. Что это, как не нравственная смерть,
да не одного человека, а целого поколения или даже поколений, если мы
почти полностью утратили значения слов «народ», «мужество», «борьба»? В
атавизмы превратились понятия «пятилетка», «оттепель», «перестройка» — и
десятилетние дети сейчас искренне не понимают, зачем их прадеды воевали
«За Родину, за Сталина», если Сталин был тираном и узурпатором, а
коммунизм строили-строили, да и оказались в псевдокапитализме, пришедшем
из некогда побежденных стран... «Дед, вас заставляли идти на войну?» -
«Нет, внук, мы добавляли себе года, чтобы взяли на фронт.» - «Зачем? Вы
хотели, чтобы вас убили?»
Жизнь без идеологии неизбежно приводит к утрате веры, к
нивелированию ценностей, к отрицанию всего того, что нельзя обернуть в
звонкую монету — и лишь очень немногим удается сохранить память предков о
том, что сражаться надо в первую очередь не «за», а «против». Против
вторжения, проникновения, завоевания и насилия. Против чужака с
незнакомой речью, который может обидеть мать, унизить сестру, плюнуть на
родную землю и растоптать чернобривцы, которые с такой любовью
оберегала бабушка... Против попрания собственных взглядов и убеждений,
против невозможности иметь собственное мнение, против навязывания чужих
взглядов, против насилия над собственной волей... Против, против, против
— воевать не раздумывая и не обсуждая, просто защищая то, что тебе
дорого...
«Против» может быть еще очень и очень много, общих для всех и
индивидуальных для каждого — у нас впереди целая жизнь, чтобы понять и
осмыслить их значение, присутствие и соотношение в нашей системе
ценностей. Но кроме «против» есть одно, самое главное и самое важное
«За», которое — так уж вышло — не меняется с годами и с переменой
идеологий и понятно даже тем, кто готов на любые компромиссы, уступки и
договоренности...
Главное, за что сражался, сражается и должен сражаться каждый из
нас — свобода. Мы сражаемся ЗА свободу выбора той жизни, которой мы
хотели бы жить — и только от нас зависит, будет эта жизнь с высоко
поднятой головой или с трусливо вжатыми плечами. Мы сражаемся ЗА свободу
жить там, где нам хочется жить, будь это местность, в которой родился,
или диковинные заморские страны. Мы сражаемся ЗА свободу почитать и
любить мать и отца своих, иметь семью и создавать свой родственный клан —
или за свободу прожить всю жизнь бобылем-перекатиполем, без
обязательств и прав. Мы сражаемся ЗА свободу стать тем, кем мы хотели и
могли бы стать, и кем не смогли и не стали — но не потому, что наше «бы»
отнял у нас завоеватель. Снова и снова мы можем задумываться, решать и
переиначивать, в чем заключается именно наша свобода, или же не
задумываться об этом вовсе, плывя по течению инертных лет — но это
должно быть только наше внутреннее поведенческое решение, не подчиненное
насилию захватчика-завоевателя, не продиктованное его смертоносными
планами, рушащими и разрушающими нашу жизнь..
И если у наших дедов и прадедов среди всех этих «за» было еще и
слово «мы», вера в светлое будущее и ощущение родной, неприкосновенной
земли — значит, их потомки, выросшие под мирным спокойным небом, стали
беднее и обделеннее. У тех, кто рассуждает и разглагольствует, нет ни
Родины, ни флага, ни Отчизны, ни тризны — значит, после них и не
останется ничего, о чем хотелось и моглось бы вспомнить?..
Мой дед помнил о войне все — кроме того, о чем сам, по своей воле,
долгие годы старался забыть... Мой отец помнит о войне многое — и свято
хранит дедовские ордена и медали в пузатом, вытертом, наверное, еще
довоенном кожаном портфеле. Я помню о войне книги, прочитанные мною в
детстве, возложение венков на Братскую могилу, вызывавшее у меня и у
моих одноклассников радостное оживление: «С уроков снимут!», рассказы
папы и дедушки — и пронзительный крик «Помни имя свое!», донесшийся ко
мне из фашистского концлагеря, так просто и страшно отображенного в
одноименном фильме Сергея Колосова...
Что будет помнить о войне моя дочь? Какими словами она сможет
объяснить своим детям, что миллионы людей добровольно отдали свои жизни
за ныне несуществующее государство Советский Союз? Сможет ли она
одновременно прочувствовать горе и гордость матери, всю жизнь
оплакивающей не вернувшегося с войны сына — и в то же время свято чтящей
его воинский подвиг? Чье имя будут помнить они, дети двадцать первого
века, родившиеся в девяностые и нулевые, на заставшие ни одной «Зарницы»
и не рассказавшие ни одной пионерской речевки о том, почему галстук
красного цвета?
Они будут помнить то, что мы сможем им передать. В том числе — и
разговоры на кухнях о службе в армии. И шашлыки в ближайшем лесу на 9
мая — потому что весна, тепло и на работе «дали» несколько выходных. И
наше присутствие в этом самом лесу — и отсутствие на братских могилах,
мемориалах, у памятников Неизвестному Солдату... Наше знание о том, что
такое степень МВА и должность эйчара — и незнание того, что означает
Звезда на груди ветерана. Возможно, они будут завязывать на антеннах
машин георгиевские ленточки, но даже не подумают притормозить и
пропустить (не говоря уже — подвезти) ветерана, со свистом промчавшись
перед ним, живым памятником Победе с гвоздиками в руках — и лишь
георгиевская ленточка мелькнет перед глазами участника Великой
Отечественной войны...
А возможно, они вместе с нами прийдут в День Победы к ближайшему
монументу, воздвигнутому в память о Великой Отечественной войне — и весь
день будут фотографировать ветеранов и записывать их адреса и телефоны,
а потом напечатают фотографии и потратят несколько дней на то, чтобы
развезти эти фотографии по адресам и сказать «спасибо» тем, кто когда-то
без лишних раздумий был готов отдать за них жизнь. Возможно, они
неловко наступят на краешек гранитного камня, поправляя возложенные
цветы — а потом еще долго будут плакать, переживать и спрашивать:
«Мамочка, а это можно как-то исправить, чтобы не обидеть тех, кто отдал
за нас жизнь, я ведь не хотела наступать на памятник?..» Возможно, они
смогут рассказать своим детям, что такое доблесть и благородство, честь и
слава, подвиг и взятая, пусть и посмертно, высота — и почему иногда для
того, чтобы остаться в живых, надо пожертвовать жизнью...
Что пожелать тебе сегодня перед боем?Ведь мы в огонь и дым идем не для наград.
Давай с тобою поменяемся судьбою.
Махнем, не глядя, как на фронте говорят.
Кто из нас сможет «не глядя» поменяться судьбою с ними, мальчишками сороковых годов, которые «за порогом едва помаячили и ушли, за солдатом солдат»*? Кто сможет пойти «в огонь и дым» не для наград, а за свободу и мирное небо, за наше, и только наше будущее? Кто готов сегодня, в настоящем, признаться, что сегодня для нас Победа — символ ушедшей эпохи, и единицы из нас действительно готовы ничего для нее не пожалеть и отдать за нее жизнь? Как многому нам нужно научиться у них, участников и очевидцев тех событий!..
Успеть бы...
...Через много лет после окончания войны папа с сыном пошли в
кинотеатр, где показывали киноленту о Великой Отечественной войне. По
сюжету фильма солдат во время боя убивает фашистов — а потом делает
зарубки на прикладе автомата по количеству убитых в бою неприятелей.
«Папа, а ты делал зарубки, когда был на войне?» - спросил сын у папы. А
папа ему ответил: «Делать зарубки, считая убитых тобою людей — это такая
же дикость, как и начинать войну».
Суметь бы хотя бы в конце жизни стать взрослым, так ответившим на
вопрос ребенка — и сыном, на всю жизнь запомнившим мудрость,
благородство и душевное величие отца...
Суметь бы «на прощанье обменяться» мужеством, искренностью и
человечностью с уходящим поколением Героев — защитников Родины,
участников Великой Отечественной войны...
Слава Победителям!
Журнал SEVEN раздел "Мораль и нравственность", май 2012
Комментариев нет:
Отправить комментарий